say you don't want this circus we're in but you don't, don't really mean it (с)
Была свидетелем сцены насилия в библиотеке иностранной литературы – так это мной воспринялось на первый взгляд, во всяком случае. А вообще-то впечатление было абсолютно нереальное, как будто я про это читаю в одной из книг. Старик властно сказал: я вас увольняю. Женщина, уже не девчонка, лет тридцати (хотя мне с моей инфантильностью трудно судить) сказала, как маленькая девочка – извините, я больше так не буду. Последний раз слышала эту фразу в глубоком детстве, а произносить ее никогда не произносила. Даже маленькой. Он сказал – за то, что вы не умеете выполнять свои профессиональные обязанности. Это послужит вам уроком. Окажетесь в рядах безработных. Она, уничтоженная, - простите, я исправлюсь. Он – нет, это будет вам уроком. Вы меня в восемьдесят один год до предынсультного состояния довели. Нет, нет и нет. Она извиняется. Он отказывает и пишет что-то. Сцена правда как из какого-то американского романа – например, какого-нибудь Артура Хейли. Один в один. Могущественный босс и жалкая секретарша. Подходит библиотекарь. С ней объясняться он не намерен, - кто вы – Допустим, библиотекарь. Почему допустим, когда это так, думаю я. Это что, особая фраза для разговоров в таких ситуациях, которой я по своей лопушистости не знаю. Я слушаю в ужасе. Думаю, кто он, кто эта женщина, почему так зависит от него, почему унижается так, что меня коробит. Впечатление такое, что вот-вот заплачет. Этого я так и не поняла. Но если бы она заплакала, я бы завопила. Она потом подошла ко мне, спросила моего мнения, была ли она невежлива по отношению к посетителю, не найдя книги, которой нет в каталоге. Она была библиотекарь, а он, судя по начальственному поведению и выражениям (я буду говорить только с ректором!), бывший или настоящий руководитель какого-нибудь института-университета. Всего-то вздорный старикан, который вздумал написать жалобу. Я сказала, имеют ли его слова какую-то силу, для ее начальства во всяком случае. Она – не знаю, но это же жалоба. Осталась уже не в ужасе – в недоумении. Ясно, что ничего страшного не произошло. Понятно, почему он себя так вел – мужчина, привыкший к власти, но больше ее не имеющий, или имеющий далеко не везде, да и как мужчина не мужчина уже в его-то возрасте, тяжело, конечно, хочется отыграться на окружающих. Но она-то почему, зачем себя так вела. Прямо приходят на ум всякие феминистки, хоть и не люблю я их писания, но вот она была передо мной, маленькая женщина, зависимая, униженная, унижающаяся. Сама. Зачем?